Четвертый энергоблок на ЧАЭС (фото: Ярослав Емельяненко)
26 апреля 1986-го произошла авария на ЧАЭС, которая изменила мир. А три года назад станция снова оказалась в эпицентре – под российской оккупацией. Как Чернобыль пережил два опаснейших события и почему туда до сих пор не пускают туристов – рассказывают РБК-Украина представители "Чернобыль тура" Ярослав Емельяненко и Катерина Асламова.
Главное:
Почему в аварии на ЧАЭС виновата советская система
Сейчас уже из истории известно, что Чернобыльская катастрофа произошла из-за совокупности конструкторских недостатков реактора РБМК-1000, отсутствия у операторов 4-го энергоблока информации о незадокументированных свойствах реактора и особенностей системы советского управления.
Операторы не знали, что на низкой мощности и при большом количестве пара нажатие кнопки аварийной остановки АЗ-5 наоборот раскачивает реактор и может вызвать взрыв. А подобные инциденты на других РБМК-станциях публично не обсуждались, и никаких уроков из них не вынесли.
«В аварии на ЧАЭС виновата вся советская система: инженеры, которые планировали реактор, из-за бюрократии, из-за страха за жизнь – себя и своих близких, – не описали для коллег часть свойств реактора. И человек, который нажимал на кнопку АЗ-5, не знал, что это приведет к аварии. Совпадение факторов, сокрытие данных и прочее – это все советская система, которая привела к такой аварии. Обвинили работников, но никто из руководителей проекта РБМК и из тех, кто эту систему строил, не понес наказания», – отмечает Ярослав Емельяненко.
Ярослав Емельяненко, соучредитель туроператора «Чернобыль тур», глава Ассоциации чернобыльских туроператоров (Виталий Носач/РБК-Украина)
Впрочем, авария на ЧАЭС подорвала доверие к советской власти, потому что правду об этом пытались скрыть. Активнее заговорили о важности открытости. Огромные расходы на ликвидацию последствий ослабили перегруженную экономику СССР, а в Украине все это больше укрепило стремление к независимости.
«Чернобыльские события не остались в 1986-м. Они продолжаются сегодня, с оккупацией РФ Чернобыля в 2022 году. 39 лет назад Москва поставила под угрозу безопасность всего мира, который потом эти последствия разгребал. И в современной войне захват оккупантами ЧАЭС, Запорожской АЭС в Энергодаре, недавняя атака дронами по укрытию в Чернобыле – это все примеры первого в мире ядерного терроризма», – говорит Екатерина Асламова.
Для нее главным уроком Чернобыля в 2025 году является то, что угроза безопасности всего мира остается, и идет она именно от России. «Если в 1986 году это сошло им с рук, то сейчас урок заключается в том, что мир не должен позволить РФ дальше творить такие преступления безнаказанно», – отмечает она.
Люди сознательно пошли в оккупацию. Что было на ЧАЭС в марте 22-го
На события 1986-го оккупанты нанесли еще один «некультурный» слой событий, о котором когда-то тоже будут рассказывать на экскурсиях по Чернобылю, отмечает Ярослав Емельяненко.
Оккупанты прикрывались атомными станциями как щитом. Проблема отвоевания этих территорий заключалась в том, что Украина, в отличие от РФ руководствуется международными нормами, которые запрещают вести военные действия на территории ядерных объектов, поэтому мы не могли атаковать оккупантов на этих территориях, говорит Катерина Асламова.
«Россияне размещали там военную технику, военные склады. Они нарушили рабочие процессы, нарушили все возможные международные конвенции, потому что не могут на территории ядерных объектов проводиться любые военные действия», – рассказывает она.
«Перед военными РФ ставили задачу оккупировать ЧАЭС, они блокировали некоторые процессы. Обыскали помещения, часть разграбили. Оккупанты оказывали давление на рабочих ЧАЭС, не давали им должным образом отдохнуть, чтобы выполнять работу. Допустили несколько критических ситуаций, когда произошло отключение света, а для функционирования ЧАЭС и структур, где хранится отработанное ядерное топливо, для охлаждения, критически нужно электричество», – говорит Емельяненко.
Катерина Асламова с туристами в Припяти (фото: Ярослав Емельяненко)
Когда одна смена в оккупации днями и ночами напролет работала, нашлись коллеги и Славутича, которые высказали готовность их заменить.
«Они фактически шли в плен и не знали, что с ними произойдет, вернутся ли они живыми. Представьте: люди выходили из дома и сознательно шли в оккупацию. Они заменили тех, кто 600 часов работали бессменно. Они герои, потому что это был их ответственный выбор, к которому не принуждали, но обеспечивать безопасность ЧАЭС было надо. Станционщики переправлялись туда на лодках через Днепр, потому что железнодорожное сообщение, которое транзитом проходило через территорию Беларуси, было разрушено», – вспоминает он.
Впоследствии ВСУ выбили оттуда россиян и освободили ту смену, которая поехала в оккупацию. Как только оккупанты ушли из Чернобыльской зоны, работа большинства критических чернобыльских предприятий была восстановлена.
На следующий день после новостей о деоккупации Киевской области люди буквально обрывали телефон Ярослава с вопросом, можно ли попасть в Чернобыль, чтобы посмотреть, что там натворили оккупанты. Но Зона отчуждения и сейчас закрыта для посещения туристами: туда возят по отдельным разрешениям только делегации. Но все идет к тому, что скоро она сможет быть доступна и туристам, хотя и с определенными ограничениями.
Раньше сотрудники ЧАЭС ездили на работу транзитом через Беларусь на электричке. Так как все эти мосты были взорваны, сейчас география поездки лежит через Киев. Они должны ехать на работу фактически полсуток, и после вахты – столько же времени возвращаться домой. Несмотря на это, процессы на Чернобыльской станции происходят в свои регламентные сроки.
Рыжий лес и окопы. Как нагнетали панику среди россиян
Во время оккупации Чернобыля был эпизод, о котором писали многие украинские и иностранные СМИ: в зараженном радиацией чернобыльском «Рыжем лесу» российские оккупанты начали рыть окопы и подняли облака радиоактивной пыли.
Это была история, которую Ярослав Емельяненко сейчас вспоминает как информационно-психологическую операцию, которая посеяла панику среди россиян. И пошла эта история из информации, которую озвучили работники Чернобыльской станции в оккупации. Тогда они очень редко выходили на связь и слали смс-ки, когда могли. Как-то работники успели сказать, что россияне окопались в «Рыжем лесу».
Холм на восточном краю «Рыжего леса» (фото: wikipedia.org)
«Я сначала написал об этом осторожный пост. Мол, нам пришла информация, что они нарыли окопов в радиоактивном лесу. Что у нас пока что нет визуального подтверждения. А если так, для них это не пройдет без последствий и, скорее всего, они умрут. Со следующего дня у меня было по 17 интервью в сутки! Мы раскручивали эту тему и говорили, что россияне поднимают там радиацию. Это вызвало панику в пабликах оккупантов. Писали: «Куда мы сына отправили? Он приедет, всех заразит радиацией». Начали поднимать шум: «Заберите их из Чернобыля», – вспоминает Ярослав Емельяненко.
Рытье окопов не привело бы к значительному вреду организмам оккупантов: радиация в «Рыжем лесу» не была такой, что несколько суток пребывания там привели бы к смерти, уверяет он.
«Конечно, ничего хорошего от контакта с высокими уровнями радиации не происходит. Но там нет критических для здоровья уровней, которые были в 1986-1987 годах. Однако благодаря этой информации мы подняли большую волну паники в России и Беларуси», – говорит собеседник.
Беларусы тоже подливали масла в огонь. «Белорусский гаюн» сообщил, что в Гомельском центре радиационной медицины появились пациенты с признаками облучения.
Емельяненко тогда задавался вопросом, где они могли это облучение получить. Впоследствии понял: россияне врывались в научные лаборатории – те, где хранились высокорадиоактивные источники ионизирующего излучения для калибровки оборудования. Также там были куски той самой «слоновьей ноги» – застывшей магмы из расплавленного бетона, металла, топлива реактора и графита, которые сплавились вместе после взрыва реактора.
«Даже небольшой кусок «слоновьей ноги» имеет чрезвычайно высокую мощность излучения. Несколько часов рядом с таким образцом – и это уже угроза не только здоровью, но и жизни. И вот они тащили это все из лабораторий по до сих пор непонятным причинам. Получается такая вот быстрая карма», – иронизирует Емельяненко.
Город Припять (фото: Виталий Носач/РБК-Украина)
Еще одним следствием информационно-психологической операции «Рыжий лес», говорит Ярослав, стало то, что вещи, которые россияне в те недели награбили в Гостомеле, Буче и близлежащих селах и провозили через Чернобыльскую зону, Беларусь запретила отправлять по почте посылками из Мозыря и других городков.
После того представителям «Чернобыль тур» пришлось еще долго «разгребать» последствия разгона информации об окопах россиян уже в общении с украинцами. В первый день после освобождения региона от оккупантов в Чернобыльскую зону заезжали наши военные занимать позиции. Многие из них были обеспокоены слухами о радиации, которую «накопали» россияне, и им приходилось объяснять, как оно есть на самом деле.
«Когда на въезде в Чернобыльскую зону военные видели на наших брониках знак радиации, они спрашивали, что в Зоне сейчас с уровнями и где взять дозиметр. Я им объяснял: «Ребята, не волнуйтесь. Во-первых, все эти все истории были для поднятия паники у русни. Радиоактивную пыль действительно подняли, но с каждым дождем ее становится меньше. Это очень мелкие частицы, и они оседают. После этого мы не раз проводили тренинги для военных и взрывотехников, которые работали в Чернобыльской зоне после деоккупации, по радиационной безопасности», – вспоминает Ярослав.
Повышенный фон будет еще тысячи лет. Где в Чернобыле безопасно
Чернобыльская зона загрязнена радиацией пятнами: один участок может быть чистым, а за несколько метров уже может быть зона с повышенной радиацией.
«Например, если проверять местность дозиметром где-то вблизи Рассохи (отселенное в результате аварии село – ред.), в одном месте показатели нормальные, а рядом – повышенные. Оценить, гектар, два или пять полностью чистые или полностью «грязные», почти невозможно», – говорит Емельяненко.
Даже в «умеренно» чистых зонах все равно может быть остаточное загрязнение. Оно фактически может быть где угодно. Так произошло потому, что во время ликвидации последствий аварии в 1986-м активно использовалась вся зона, а над 4 блоком ЧАЭС тогда еще не было саркофага.
Машины выезжали прямо из-под реактора, пачкались и возвращались на базы. С дождем вся эта радиоактивная грязь смывалась в землю. А таких машин – тысячи, и стояли они по всей зоне отчуждения. Поэтому загрязнение разнеслось очень неравномерно, объясняет собеседник.
В Зоне отчуждения один участок может быть чистым, а через несколько метров уже может быть зона с повышенной радиацией (фото: Ярослав Емельяненко)
Посетителям не стоит есть местные фрукты или грибы, потому что они могут накапливать радиацию. Конечно, нельзя пить местную воду. Повышенный фон будет сохраняться там еще сотни, а возможно и тысячи лет. В целом, если ездить по разрешенным маршрутам, доза облучения за день будет в пределах нормы.
«Но есть исключения: Рыжий лес, хранилища отработанного топлива, могильники и тому подобное. В такие места или вообще не пускают, или позволяют находиться недолго, чтобы не превысить санитарную норму. Если вы выйдете на солнце в летний день, за час с вами ничего не случится. Если выйдете на 8 часов без защитного крема, то получите ожог. С радиацией – нечто похожее. Играет роль, сколько времени вы с ней контактируете, насколько она мощная и на каком вы расстоянии от источника», – объясняет директор «Чернобыль тур».
От детей отсаживались в классах. Об отношении к ликвидаторам и эвакуированным после аварии
Сейчас о ликвидаторах аварии на ЧАЭС вспоминают преимущественно на годовщину 26 апреля. Но важно поддерживать их постоянно, потому что им пришлось пережить много сложных моментов, говорит Катерина Асламова.
Кстати, не все сложности у них именно из-за аварии. А больше из-за того, с чем они столкнулись потом. Сам взрыв – это техногенная авария. А Чернобыльская трагедия – это все эти психосоциальные последствия, с которыми дальше сталкивались те, кто был к этому причастен.
«Они приходили в больницы с жалобами, а там отвечали: «Да что вы хотите, вы были в Чернобыле». После аварии в классах от эвакуированных детей часто отсаживались, потому что боялись «заразиться» от нее радиацией, хотя это так и не работает. В первые годы после аварии даже говорили: «Не отдам свою дочь за него замуж, потому что он был ликвидатором, у них мутанты родятся». С ликвидаторами и с их семьями не велась психологическая работа, не было поддержки. Выплаты часто были мизерные», – замечает Ярослав.
Тур внутрь ЧАЭС, ликвидатор аварии на ЧАЭС Сергей Мирный (фото: Ярослав Емельяненко)
«Чернобыль Тур» стал привлекать ликвидаторов к экскурсиям в качестве приглашенных гостей. Сначала они соглашались неохотно, а с каждым новым выездом им самим становилось интересно, когда видели реакции людей на их личную историю. Для них это становилось возможностью рассказать о себе и выговорить наболевшее за десятилетия, что является одной из техник психологического восстановления. И они видели, что их работа после аварии не была напрасной.
«Один ликвидатор сказал: «Вы поймите, почему я сначала не хотел снова ехать в Чернобыль. Я месяц отслужил там, а когда вернулся и пошел в соццентр, мне сказали: «Тебя там не было, твоя воинская часть расформирована». Он годами обивал пороги госучреждений – и ничего. За 17 лет человек сильно деформировался под давлением ситуации, которая не отпускала, требуя справедливого признания своей работы. И именно такое отношение после аварии ко многим категориям участников и создало глубокую травму», – вспоминает он.
В туры в Чернобыль ездил и Алексей Бреус, оператор 4-го энергоблока и один из ликвидаторов, чтобы рассказать людям о тех событиях, рассказывает Катерина.
Она помнит, как они выезжали из Киева, и еще утром представили его: «Это человек, который 26 апреля в 7 утра приехал на разрушенный реактор». Группа никак не реагировала. Но прошло полдня, они уже стояли напротив ЧАЭС, и тут Алексей начал рассказывать. Туристы стали друг друга дергать, обращать на него внимание.
«И я вижу – группа уже начинает понимать, кто на самом деле стоит перед ними. Потому что на этот момент они уже знали хронологию аварии, понимали, что именно смогли сделать работники станции, чтобы не допустить значительно худших последствий. Вот сама ЧАЭС, вот опертор, – пазл сложился. Люди сразу задают много вопросов, благодарят, выражают слова поддержки. Ликвидатор перестает быть для них абстрактным безликим персонажем, а становится живым человеком», – говорит она.
Ярослав Емельяненко проводит аналогию с современными военными. С ними сейчас очень важно правильно общаться, чтобы не допустить отчуждения гражданских и защитников в обществе. Не менее важно и чтобы о ликвидаторах вспоминали не только в годовщину аварии, а о военных – не только в какие-то памятные даты.
Туристический инфоцентр Чернобыльской зоны до полномасштабной войны (фото: Ярослав Емельяненко)
Многие люди, говорит он, мыслят ярлыками. Вот они видят военного, и вспоминают шаблонный набор: донаты, ПТСР и тому подобное. А о ликвидаторе думают: это какая-то там авария.
Но как-то ликвидатор Алексей Бреус во время экскурсии на ЧАЭС сказал одному из туристов: «Пожмите мне руку. Вот сейчас я передаю вам из самого 1986-го рукопожатие Леонида Топтунова – человека, нажавшего всемирно известную кнопку АЗ-5, и Александра Акимова, начальника смены, который работал в ночь аварии. Их уже нет, но через меня вы пожали руку этим людям».
«Туристы были заворожены этой историей. И теперь самого Алексея, и Топтунова, они точно не забудут. Так же сейчас мы должны интересоваться теми, кто нас защищает на фронте, узнавать их персональные истории и помнить их. Память о погибших не должна превращаться в равнодушие к живым», – подчеркивает он.
